Вторжение Северной Кореи в Южную в июне 1950 года положило начало войне, которая вполне могла перерасти в ядерную. И хотя этого удалось избежать, стороны конфликта так и не подписали мирный договор, а в XXI веке угроза применения ядерного оружия появилась вновь. В книге «Корейская война 1950–1953: Неоконченное противостояние» (издательство «Альпина нон-фикшн»), переведенной на русский язык Марией Десятовой, военный историк Макс Хейстингс рассказывает о военных и политических событиях этой войны, опираясь на интервью с очевидцами и участниками событий. Предлагаем вам ознакомиться с фрагментом о том, как генерал Дуглас Макартур, командовавший войсками ООН в Корее, получил разрешение на пересечение 38-й параллели.
На грани. Макартур пересекает параллель
Когда на следующее утро после высадки в Инчхоне Макартур вышел на палубу «Маунт Мак-Кинли», первым делом он спросил командующего морской пехотой генерала Шеперда: «Что там слышно о русских или китайцах?». Этот вопрос он неизменно задавал каждый день, пока его армия пробивалась вглубь полуострова. Верховный главнокомандующий прекрасно понимал, какими политическими и военными осложнениями чревато убийство, взятие в плен или даже просто столкновение с китайскими или русскими консультантами или войсками. Но день ото дня, пока не было известий об их присутствии, Макартур все крепче уверялся в том, что Пекин и Москва отступились. Борьба шла между войсками ООН и сыплющимися дивизиями Ким Ир Сена. Коммунисты рванули в Южную Корею за легкой победой и были от нее буквально в одном шаге, но, когда Соединенные Штаты — точнее, их верховный представитель в Азии, Дуглас Макартур, — доказали силу своего духа в нелегком испытании, дух противника резко упал. С точки зрения Макартура, получавшей после 15 сентября ежедневное триумфальное подтверждение, кризис миновал.
С 25 июня 1950 года ключевые фигуры в Токио, Вашингтоне, Лондоне да и во всем западном мире переживали удивительную гамму чувств. Потрясение от вторжения Ким Ир Сена сменилось тревогой по поводу его последствий для всего мира. Трумэн и его союзники и генералы преодолевали эти страхи, твердо решив дать отпор наступлению коммунистов. Потом, когда июль и август приносили поражение за поражением, стало казаться, что единственным плодом их усилий станет несмываемый позор для западного оружия, и вот теперь благодаря инчхонскому чуду у них словно гора свалилась с плеч. Когда они уже были на грани поражения, гений Макартура привел их на порог оглушительной победы Опасения, что вторжение северокорейцев стало сигналом к всемирному коммунистическому наступлению, оказались беспочвенными. Русские, считавшиеся главными инициаторами вторжения Ким Ир Сена, теперь, похоже, стремились дистанцироваться от корейской авантюры и, конечно, не желали направлять свою военную мощь на подмогу Ким Ир Сену. Перевес сил в Корее по всем признакам был на стороне ООН и западных держав. Глобальная опасность отступила. Руководители администрации Трумэна, так переживавшие по поводу угрозы всему миру, которую несло вторжение северокорейских коммунистов, были близки к эйфории. Твердость принесла свои плоды. Коммунисты обращены в бегство. Новая мировая война в Корее не начнется.
Теперь Трумэна и Ачесона, их союзников и командующих войсками занимал главным образом вопрос, как извлечь максимальную политическую и стратегическую выгоду из этой победы. Толчком для дискуссий послужило интуитивное убеждение многих граждан западных держав, что нельзя просто так позволить Ким Ир Сену отступить после провала его чудовищной авантюры без ущерба для его собственного режима. К возмущению неспровоцированным вторжением в соседнее государство добавлялось негодование по поводу всех тех зверств, которые творили с народом Южной Кореи его войска. Если теперь северокорейцам дадут отойти за свои изначальные рубежи, 38-ю параллель, и остаться там безнаказанными, все неимоверные усилия и жертвы ООН — и народа Южной Кореи — окажутся напрасными. Нелепо, заявлял Ачесон, «дойти до разграничительной линии и остановиться». Так же недопустимо для армии Макартура было загнать северокорейцев на их собственную территорию, чтобы просто завершить уничтожение сил противника, а затем убраться, оставив в покое режим Ким Ир Сена.
Мандат ООН на ведение войны был основан на голосовании Генеральной Ассамблеи от 27 июня, призывавшем членов Организации «оказать Республике Корея такую помощь, которая может оказаться необходимой для отражения вооруженного нападения и восстановления мира и безопасности в этом районе». Советский Союз, представитель которого вновь занял 3 августа свое место в Совете Безопасности, безуспешно доказывал, что этот конфликт «не подпадает под определение агрессии, поскольку война вспыхнула не между двумя государствами, а между двумя частями корейского народа, временно разделенного на два лагеря, подчиняющихся двум разным властям». Как только русские вернулись в ООН, возможность направлять ход войны через заседания Совета Безопасности, а не по указаниям из Вашингтона пропала окончательно. Но за несколько недель до Инчхона в Вашингтоне велись бурные закулисные споры о том, может ли оккупация Северной Кореи считаться законной военной целью ООН — или, если называть вещи своими именами, Америки. Министерство обороны полагало, что может. Так же считали и некоторые высокопоставленные чиновники Госдепартамента во главе с Дином Раском и Джоном Эллисоном из Дальневосточного отдела. Служба политического планирования выражала серьезные сомнения в том, что ввод войск в Северную Корею не приведет к более масштабной войне с Китаем и Советским Союзом, а также в том, что этот шаг поддержат другие члены ООН. Но даже Служба политического планирования Госдепартамента заключила в конце июля, что решение о вводе войск в Северную Корею или объединении ее с Южной можно отложить до тех пор, пока эти варианты не станут более актуальными.
Что характерно, пока другие колебались, один Макартур не испытывал никаких сомнений. В середине июля в Токио он сообщил Коллинзу и Ванденбургу, что его цель в этой войне — не просто отразить нападение войск Ким Ир Сена, но и разбить армию диктатора, а для этого, возможно, придется оккупировать Северную Корею. Нет никаких свидетельств того, что два начальника штабов как-то возражали Макартуру, хотя оба прекрасно понимали, что у него нет полномочий принимать подобные решения самостоятельно. Вернувшись в середине августа в Токио, Коллинз сказал главнокомандующему, что лично он выступает за пересечение 38-й параллели, но Трумэн решения на этот счет еще не принял. С самого начала, хотя Госдепартамент выразил серьезные сомнения в целесообразности или желательности поддержки Ли Сын Мана в качестве правителя всей Кореи, Макартур ясно дал понять, что решительно одобряет этот курс. Первого сентября Совет национальной безопасности США выпустил откровенно противоречивый рабочий документ, директиву СНБ-81, в которой приводились доводы за и против переноса военных действий в Корее на территорию противника. В документе отмечалась опасность вмешательства Советского Союза, который не захочет терять верховенство над Северной Кореей, но при этом высказывалось предположение, что вряд ли Москва пойдет на риск развязать своим вмешательством более масштабную войну. Наконец, в СНБ-81 предлагался компромисс: всякое пересечение параллели должно осуществляться только войсками Республики Корея и исключительно для решения тактических задач. Согласно документу, Макартуру надлежало «запросить новые инструкции, прежде чем продолжать боевые действия к северу от 38-й параллели с основными силами с целью оккупации Северной Кореи».
Объединенный комитет начальников штабов осудил «нереалистичный» подход СНБ-81. Они были убеждены, что вооруженные силы нельзя лишать гибкости, необходимой, чтобы расправиться с остатками северокорейской армии, где бы они ни укрылись. Поэтому почти за неделю до Инчхона, 9 сентября, Ачесон и Объединенный комитет приняли на заседании Совета национальной безопасности новую, исправленную редакцию директивы — СНБ-81/1. Абзац изначальной версии, в котором указывалось, что войскам ООН «не следует позволять вести боевые действия на территориях, прилегающих к маньчжурской и советской границам Кореи», был переписан: теперь войска ООН просто не должны были пересекать эти границы. В СНБ-81 прямо говорилось, что рядом с советской и китайской границами должны действовать только южнокорейские войска. В СНБ-81/1 декларировался лишь «принцип» не развертывать другие войска ООН на этих взрывоопасных территориях. В документе подтверждалась решимость Вашингтона не «допустить втягивания [Соединенных Штатов] в обычную войну» с Китаем. Но в нем также подтверждалась позиция, которую администрация последовательно занимала с начала войны, — что в случае китайской интервенции в Корею США будут защищаться любыми доступными средствами, не исключая бомбардировку целей в материковой части Китая. Политическое будущее Северной Кореи в директиве СНБ-81/1 не обсуждалось — главным образом, вероятно, потому, что администрация Штатов рассматривала эти вопросы как частные, а не как новую национальную политику: 1 сентября Трумэн публично заявил о праве Кореи на «свободу, независимость и единство», обязав Штаты способствовать тому, чтобы все корейцы обрели это право «под руководством Организации Объединенных Наций».
От начала подготовки СНБ-81/1 до уведомления Макартура о вводе в действие официального указания Объединенного комитета штабов, составленного на основе выводов из директивы, прошло почти три недели. Эти три недели Пентагон провел в несколько подвешенном состоянии. Снятого Трумэном министра обороны Луиса Джонсона сменил генерал Джордж Маршалл. Тем временем в Корее призрачные военные надежды, на которые ориентировался Вашингтон в своих обсуждениях в начале сентября, воплотились в триумфальную реальность. Победоносные войска ООН устремились на север — вслед за бегущими остатками разбитой армии Ким Ир Сена.
И теперь Объединенный комитет начальников штабов сообщал Макартуру:
Ваша военная задача — уничтожение вооруженных сил Северной Кореи. Для выполнения этой задачи вы уполномочены проводить военные операции, включая морские и воздушные десантные высадки или наземные боевые действия к северу от 38-й параллели в Корее, при условии что во время подобных операций в Северной Корее не будут находиться крупные советские или китайские коммунистические войска, не будет объявлено о намерении ввести таковые и не будет угрозы военного противодействия нашим операциям в Северной Корее. Однако ни при каких обстоятельствах ваши войска не должны пересекать маньчжурскую или советскую границу Кореи и никакие некорейские сухопутные войска принципиально не должны участвовать в боевых действиях в северо-восточных районах, граничащих с Советским Союзом или на территории вдоль маньчжурской границы. Кроме того, поддержка ваших операций к северу или к югу от 38-й параллели не должна включать действия военно-воздушных или военно-морских сил против Маньчжурии или территории СССР.
Хотя директива предупреждала Макартура, что эти инструкции могут претерпеть изменения в случае перемен в военной и политической обстановке, в секретной телефонограмме, адресованной «только лично» Макартуру Маршалл 29 сентября недвусмысленно декларировал серьезность намерений Вашингтона войти в Северную Корею, но объяснял, что публичных заявлений о пересечении 38-й параллели желательно избегать, чтобы не спровоцировать новое голосование в ООН.
Подробнее читайте:
Хейстингс М. Корейская война 1950–1953: Неоконченное противостояние / Макс Хейстингс ; Пер. с англ. [Марии Десятовой] — М. : Альпина нон-фикшн, 2025. — 536 с.