В начале XIX века в университетах Российской империи появились физико-математические факультеты, однако их насыщенная естественными и точными науками программа оказалась чересчур сложной для освоения. Чтобы облегчить студентам жизнь, по всей стране эти факультеты постепенно разделили на математические и естественные науки. В книге «Биология в фокусе: Естественные отделения университетов Российской империи (1830–1900)» (издательство «НЛО») историк Екатерина Жарова рассказывает об организации обучения, формировании корпуса преподавателей, создании лабораторий и других аспектах научной жизни новых отделений. Предлагаем вам ознакомиться с фрагментом о том, как в первой половине XIX века университеты относились к практическим занятиям.
Глава 2. В девятом часу при свечах: лекции, практические занятия и организация студенческого учебного быта
<..>
Немалое значение для улучшения преподавания имело принятие нового устава 1835 года. В качестве обязанностей профессоров устав называл полное, правильное и благонамеренное преподавание предмета и точное и достоверное сведение об успехах и ходе наук. Поэтому основным достоинством профессора первой половины XIX века считалось ораторское мастерство, а задачей — подготовка лекции для более интересного, но все же пассивного восприятия материала студентами. Причинами можно назвать культивирование традиций предыдущей эпохи и саму университетскую среду, в которой не было условий для развития университетов как научных центров: в университетах наука должна не только передаваться, но и рождаться, а в университетах первой половины XIX века внимание уделялось именно демонстративному компоненту, а не практическому. Все так же господствовала лекционная система, а практические занятия проводились спорадически только благодаря энтузиазму отдельных профессоров.
Наиболее доступными оказались практические занятия по химии, однако, несмотря на знакомство российских химиков с методикой практического обучения Юстуса Либиха, существенных изменений практическое преподавание химии не претерпело. Организация практических работ в химических лабораториях первой половины XIX века была построена по следующему принципу: в лучшем случае отдельные студенты, показавшие высокие результаты, могли практиковаться там время от времени. Естественно, ни о каких массовых практических занятиях речи не шло, а демонстрации опытов на лекциях все еще оставались единственной доступной для всех студентов практической частью обучения. Химические лаборатории, больше других, казалось бы, приспособленные для практических занятий, даже в 1840–1850-е годы не отличались широким охватом и интенсивностью работ. И чаще всего это было связано не только с нехваткой помещений и, соответственно, рабочих мест в них, но и с нежеланием профессоров. Например, в Московском университете, получившем новое здание химической лаборатории в 1838 году, десятью годами позднее практические занятия проходили только для студентов четвертого курса и состояли «в производстве химических опытов и разложения, по 3 часа в неделю». В Харьковском университете в 1840-е годы практические занятия по химии проходили для студентов третьего курса естественного отделения и состояли в качественном анализе по два часа в неделю , в конце 1850-х годов ситуация была такой же
Проблема организации практических занятий в химических лабораториях в 1840–1850-е годы имела более глубинные причины, нежели трудности с помещениями или нежелание профессоров. Дело в том, что в то время практические занятия в лабораториях, во-первых, не были обязательными, а во-вторых, не считались необходимыми. По свидетельству химика А. А. Альбицкого, «малочисленность занимающихся в лаборатории студентов, конечно, зависела главным образом от того, что в то время не считались вообще работы в лаборатории необходимыми; затем и в обществе не сознавалась так нужда в химических знаниях, как теперь, и химика смешивали с аптекарем; к тому же занятия химией требуют большого труда и не так доступны, как, например, собирание растений, бабочек, чем любили заниматься тогдашние натуралисты».
Однако и в отношении биологии складывалась такая же печальная картина. Несмотря на распространение микроскопии и микроскопических методов исследования, наличие оборудованных кабинетов и ботанических садов, препаратов животных в спирту, чучел, костей, раковин, зоотомических препаратов и сухих растений, практические занятия по биологическим дисциплинам тоже не получили широкого распространения. При этом физико-математические факультеты были разделены на отделения, снизилась учебная нагрузка студентов-естественников, а число студентов значительно уменьшилось. Благодаря научным командировкам и даже стажировкам в лаборатории Либиха российские профессора были знакомы с его методами практически ориентированного преподавания, однако оно так и не получило распространение в России до начала 1860-х.
В Московском университете, например, среди обязательных дисциплин очень долго находились предметы математического цикла, а в учебных планах не указывалось число обязательных практических занятий студентов, хотя в обозрении преподавания о них упоминалось. Но упоминание это было без указания часов и говорило о том, что проводиться такие занятия будут по желанию самих студентов. Например, в 1847–1848 годах профессор ботаники А. Г. Фишер помимо лекций упражнял студентов третьего и четвертого курсов в анализировании, определении и описании свежих растений, а с желающими производил гербаризации в окрестностях Москвы , а профессор зоологии К. Ф. Рулье проводил зоологические экскурсии для студентов четвертого курса и выделял один час в неделю «для рассматривания зоологических препаратов в музее».
В обозрениях Казанского университета вообще не говорится о практических занятиях по биологическим наукам, как и в обозрениях Санкт-Петербургского университета (упоминаются только практические занятия в лаборатории химика А. А. Воскресенского), только в Харьковском университете практические упражнения были более-менее упорядочены: обязательно указывалось число часов для них. Так, у профессора ботаники В. М. Черняева в 1847–1848 годах были предусмотрены «практические упражнения в изучении полезнейших в общежитии растений в летнее время на живых, а зимнее на сухих экземплярах; на последние два предмета посвящено будет 4 часа в неделю», кроме того, летом предлагались ботанические экскурсии.
Д. В. Аверкиев, студент естественного отделения Санкт-Петербургского университета конца 1850-х годов, упоминал только о практических упражнениях в лаборатории химии профессора А. А. Воскресенского, однако отзыв этот был нелестным. Он также вспоминал, что сам профессор А. А. Воскресенский признавался, что ничего не читал с 1842 года (к этому времени относились его основные научные открытия и труды). Его трудно было назвать уставшим от жизни стариком, так как в конце 1850-х годов ему было около пятидесяти лет. Причиной такого поведения было скорее то, что А. А. Воскресенский «так приобык в преподавании, что повторял свои лекции чуть ли не слово в слово из году в год».
Особняком в отношении организации занятий стоял Дерптский университет, в котором существовали практические занятия для студентов. Так, в 1853 году в отчете о состоянии и направлении преподавания, которые в последние годы царствования Николая I в министерство должны были отправлять все университеты, указывалось, что «изложение наук в Дерптском университете состоит из лекций, читаемых преподавателями, из практических упражнений, установленных для студентов и из лекторских уроков в языках новейших». Воспоминания П. Д. Боборыкина, перешедшего в 1855 году из Казанского в Дерптский университет, подтверждают это. Но Дерптский университет отличался от остальных русских университетов, он был своеобразным «переходным звеном» между русскими и немецкими университетами, поэтому естественным образом передовые европейские идеи приходили туда раньше.
Хотя о том, что практические занятия в химической лаборатории Казанского университета у А. М. Бутлерова в 1850-е годы были нормой, свидетельствует все тот же Боборыкин, который занимался там химией практически. При этом профессор физиологии В. Ф. Берви «кровообращение объяснял на собственном носовом платке», так как не было кабинета, опытов и вивисекций.
Такая ситуация с практическим изучением естественных наук в университетах Российской империи в 1840–1850-е годы объяснялась И. М. Сеченовым тем, что, во-первых, сама университетская среда мало способствовала развитию естествознания (хотя были исключения, о которых мы упомянули), и, во-вторых, в то время были иные требования к профессору-натуралисту: «Ученость определялась начитанностью, современность — тем, насколько профессор следит книжно за наукой, дельность — внесением в преподавание здравой логической критики, талантливость — уменьем обобщать, а преподавательские способности — ораторским талантом. Нормы требований были одинаковы и от реалиста, и от представителя книжной учености».
Подробнее читайте:
Жарова, Е. Биология в фокусе: Естественные отделения университетов Российской империи (1830–1900) / Екатерина Жарова. — М.: Новое литературное обозрение, 2025. — 576 с.: ил. (Серия «История науки»)