В нашей июльской подборке — четыре книги. Первым в списке идет сборник ранних работ антрополога Эдуарду Вивейруша де Кастру «Мрамор и мирт». Эти тексты предшествовали и во многом послужили основанием для главного труда де Кастру — «Каннибальских метафизик». На русском сборник выходит впервые. Так уж совпало, что в подборку попала и еще одна громкая новинка, связанная с каннибализмом. Впрочем, историк Ричард Сагг, вроде как посвятивший книгу людоедству в медицине, одной только антропофагией не ограничивается и описывает множество других непотребств, далеко не всегда связанных с врачеванием.
Очередная работа исследователя философии Максимилиана Неаполитанского, написанная в фирменно простом, но при этом совсем не поверхностном стиле, посвящена тому, что значила тема земли для различных философов, принадлежащих по большей части к звездной постструктуралистской плеяде. Наконец, из добротно выдержанной, подобно элитному алкоголю, книги социолога Станислава Андрески можно узнать, насколько плохо обстояли дела в социологии 1970-х. Предположим, что если бы автор, для которого столь ненавистно слово актор, дожил до наших дней, его бы хватила кондрашка. Мы же не спешим соглашаться с выводами Андрески, а лишь отмечаем, что работа эта, цитату из которой поставили эпиграфом к своему эпичному труду Брикмон и Сокал, нетривиальна во многих смыслах. Она и документ эпохи, и образец оригинального способа мыслить, и переводческое достижение — шутка ли, книгу никто не брался переводить более полувека.
Содержание
В сторону «Анти-Нарцисса»
Эдуарду Вивейруш де Кастру. Мрамор и мирт. Эссе по америндейской антропологии. М.: Ад Маргинем Пресс, 2025. Перевод Владимира Култыгина
Бразильский антрополог-амазонист Эдуарду Вивейруш де Кастру своей главной работой «Каннибальские метафизики» (она вышла в 2009 году) повлиял не только на становление
К 2025 году мы дожили до выхода книг с ностальгическим пафосом по поводу этого невероятно модного еще вчера философского направления.
. Его имя в целом принято связывать с так называемым онтологическим поворотом, который произошел более-менее одновременно в антропологии, социологии, философии и исследованиях науки и технологий.
Однако «Каннибальским метафизикам» предшествовал многолетний подготовительный труд, основные этапы которого зафиксированы под одной обложкой и только теперь изданы на русском. «Мрамор и мирт» — это сборник ранних работ де Кастру, впервые опубликованный в 2002 году под названием «Непостоянство дикарской души». Изначально в него входили девять глав-эссе, основанных на еще более ранних статьях, лекциях и докладах де Кастру, а также его магистерской диссертации 1976 года. Сборник также содержит интервью журналу Sexta Feira.
Когда «Каннибальские метафизики» уже прогремели, появилась идея актуализировать старые тексты — чтобы задним числом проследить, как из этнографического материала был собран скелет, впоследствии обросший мясом философско-антропологических концептов. Нынешний перевод сделан по более позднему и подвергшемуся глубокой авторской переработке изданию 2017 года (не переработанным, за исключением пунктуации, осталось только интервью). Эссе в нем уже восемь: глава «Шаманизм и жертвоприношение» впоследствии перекочевала в «Метафизики».
«Каннибальские метафизики» впервые издали на русском семь лет назад, а в 2025-м — переиздали. Поэтому не будем в очередной раз пересказывать, что хищнический порядок (буквально кто на кого охотится и, соответственного, кто кого ест) — главный распределительный принцип «человечности» у индейцев аравете и тупинамба. И почему в этом свете ягуары, охотящиеся на людей, сами себе представляются людьми, как и свиньи-пекари, да и все другие живые существа — сами для себя тоже люди.
Напомним только, что «Мрамор и мирт» — это пролегомены к труду, который представляет собой оммаж несуществующей книге (в духе традиции Борхеса рецензировать и комментировать выдуманные издания) — «Анти-Нарцисс». Де Кастру посчитал, что реалистичнее будет написать не саму книгу (так как сложно было бы не скатиться в тот самый нарциссизм белого и гордого человека с большой земли), а что-то по ее поводу. И написал «Каннибальские метафизики».
Впрочем, все это более или менее известно всякому, кто так или иначе переварил тексты де Кастру.
Скушал сорок человек
Ричард Сагг. Жир и мумии: история медицинского каннибализма в Европе XVI-XIX веков. М.: Издательство книжного магазина «Циолковский», 2025. Перевод Алексея Андреева
Может показаться, что тематика этой книги перекликается с предыдущей, но это верно лишь отчасти. Да, в работе историка Ричарда Сагга даже появляются те же сюжеты, что и у де Кастру. Например, история о том, как индейцы одного племени захватывают воина племени их врагов, после чего несколько месяцев или даже лет он живет вместе с ними. Его отлично кормят, хорошо к нему относятся, дают ему жену. А после ритуально умерщвляют, освежевывают тушу и поедают всей деревней в праздничной атмосфере. Однако собственно каннибализма в книге де Кастру не так уж и много, а у Сагга — ровно наоборот.
Вот прогремевшая без малого 25 лет назад история, когда один программист съел друга (тоже программиста) по полному и обоюдному согласию. Вот традиция бразильских индейцев вари вместо погребения поедать умерших родственников — ибо зарывать тело в землю, чтобы оно там гнило и его ели черви, по их мнению, кощунственно. Вот древняя китайская традиция «сыновнего обряда благочестия», когда невестка отрезает от своего плеча или бедра кусок плоти и добавляет в суп, исцеляющий пожилого больного родственника мужа.
Немало страниц «Жира и мумий» посвящено описанию врачевания посредством пития крови, поеданию ливера, а также втиранию, вдыханию и проглатыванию всех возможных субстанций и жидкостей, в том числе продуктов телесного низа. Понятен, в общем, авторский интерес — границы допустимого (причем не только в физиологии, но и в языке — Сагг даже проходил курс по средневековой обсценной лексике у специалиста по древнескандинавской филологии), а точнее то, как по-разному в разных эпохах и культурах эти границы могут смещаться.
Здесь было бы интересно прояснить логику различия чистого и нечистого в разных контекстах — от ритуального осквернения до уголовного дискурса. Различие это, по всей видимости, всегда символическое, то есть это снова история про язык (известно, насколько индифферентны по отношению к нечистотам еще не научившиеся говорить маленькие дети). Да и для социальной антропологии различения чистое/оскверненное, сакральное/профанное — базовые. И Сагг развивает это направление (правда его как историка увлекает в первую очередь фактология) в другой книге, исследующей феномен отвращения. Там он, среди прочего, утверждает, что кажущаяся естественной гигиеническая брезгливость была изобретена лишь в XVIII веке.
Интересно, что самая последняя книга Ричарда Сагга (2023 года) совсем о другом: она посвящена чудесной способности собак находить дорогу к дому, даже если по какой-то причине их забросило от него на многие километры. Вот такой неожиданный творческий поворот.
Не привыкайте к земле
Максимилиан Неаполитанский. Кто придумал землю? Путеводитель по геофилософии от Делёза и Деррида до Агамбена и Латура. М.: Лед, 2025
Придумать в названии книги означает ввести землю (и с маленькой буквы, и Землю как планету) в поле философии, то есть проблематизировать, концептуализировать и сделать ее предметом философских изысканий.
Исследователь современной философии Максимилиан Неаполитанский утверждает, что ранее ему не попадалось ни одной целостной антологии философских штудий о земле — ни на русском, ни на каком-либо другом языке (и действительно, по запросу «land studies» находятся лишь геологические или геодезические исследования). Этот библиографический пробел, связанный с геофилософией, геоисторией и геополитикой, автор пытается заполнить.
Однако если абстрагироваться собственно от «земной темы», то книгу можно воспринимать и как добротный справочник по истории философии, изучение которого можно начинать с любой главы. Возможно, для первичного ознакомления со многими теориями и концептами эта книга подойдет лучше всего, так как проще в данном случае ни разу не означает плоше. В этом она похожа на другую работу автора. Но, в отличие от новинки, где есть единый нарратив, предыдущая книга содержала мелкую нарезку материала, который иначе как справочным не назовешь. И это не условный «Деррида за 90 минут», а серьезная работа, которая для кого-то может сыграть ценную пропедевтическую роль.
Вот и в книге про землю (и Землю) читателя безболезненно введут в курс дела о том, что такое парламент вещей, в какой оптике наша планета и все ее обитатели, включая человека, видятся компостной кучей и почему хтулуцен ни в коем случае нельзя путать с ктулхуценом.
С фрагментом книги «Кто придумал землю?» можно ознакомиться по ссылке.
Автопортрет актора на фоне дымовой завесы
Станислав Андрески. Социальные науки как колдовство. М.: Издательство Института Гайдара, 2025. Перевод с английского Дмитрия Кралечкина
«Возможно, максима “каждый портрет — это автопортрет” могла бы помочь понять то, почему в компании социологов и психологов слова “роль” и “актор” можно услышать с той же частотой, что и мат среди солдат. Почему не “индивид”, “человек”, “деятель”, но именно “актор”? Адептов этого термина, возможно, гложет подозрение, что их отрасль дымовая завеса жаргона науки — чистое надувательство <…> Плебейский привкус их словесных кульбитов требует, возможно, дальнейших переиначиваний и замены слова “актор” “клоуном”. <…> с такой заменой он станет намного осмысленнее».
Так польско-британский социолог Станислав Андрески отозвался в 1972 году о своих современниках-социологах — а сегодня, спустя более полувека, он шлет привет российским коллегам. Странным образом все это время книгу никто не брался переводить.
Если сильно упрощать, то, по мнению Андрески, многие исследования его соратников по социологическому цеху превратились в академическое колдовство, маскирующее банальности за сложным жаргоном и псевдонаучной методологией. Их работу он сравнивает с магическими ритуалами, в которых форма важнее сути, а также критикует чрезмерную зависимость от количественных методов и статистики, которая часто приводит к тому, что горы данных ничего кроме мышей не рождают.
Андрески даже выводит формулу, объясняющую такое положение дел (которую, впрочем, сам называет неточной): A/K − 1 = V.
«Почему “−1”? Потому что, когда знание совпадает с амбицией, никакого словоблудия не будет. Когда знание превышает амбицию, V становится отрицательной величиной, а отрицательное словоблудие означает краткость. Однако, поскольку у лаконичности есть предел, V никогда не может стать меньше −1, а у словоблудия предела нет, а потому V растет, пока растет амбиция, а знаний становится все меньше».
Хлесткость выражений, возможно, объясняется не самой типичной для британского социолога биографией. Как можно узнать из некрологов, Станислав Андрески родился в Ченстохове (Польша) в 1919 году. В 1939-м он воевал в польской армии против немцев, а во время польского похода Красной армии оказался в советском плену. Когда пленных вели на восток, Андрески сбежал и спрятался в лесу. Затем ему удалось перебраться в Словакию и Венгрию, а оттуда через Югославию и Италию во Францию. В итоге на грузовом судне из Ла-Рошели в Плимут он прибыл в Великобританию, где в 1940 году снова вступил в польскую армию (в этот год Черчилль подписал польско-британское военное соглашение, которое позволяло польским войскам дислоцироваться в Британии). После службы Андрески получил диплом Лондонского университета. В 1947-м он стал преподавателем социологии в Университете Родоса в Южной Африке, а в 1953-м вернулся в Великобританию, где продолжил научную карьеру. Его предыдущие работы посвящены исследованию военной диктатуры в странах Африки и Латинской Америки.
Андрески читать особенно интересно сегодня — во времена расцвета социологии вещей, «беспилотников, лифтов, гребешков и зимбабвийского втулочного насоса».
С фрагментом книги «Социальные науки как колдовство» можно ознакомиться по ссылке.