Региональные власти в Китае управляют территориями с огромным населением — в среднем 3,5 миллиона человек — и культурно-поведенческими различиями. Этим объясняются их обширные полномочия и автономия в принятии решений. В книге «Видимая рука: государство и экономическое развитие в Китае» («Издательство Института Гайдара»), переведенной на русский язык Ильей Чубаровым, экономист Лань Сяохуань рассказывает о меняющей динамике центр-региональных отношений, ключевой роли региональных властей и недостатках сложившейся китайской модели национального развития. Предлагаем вам ознакомиться с фрагментом о том, почему государство не спешит выпускать дополнительные деньги, чтобы помочь регионам выплатить долги.
Погашение существующих долгов
Для должников погашение долга — это вопрос несложной арифметики: нужно увеличить свои доходы либо сократить свои расходы. Если не удается ни то ни другое, то нужно продавать активы. В крайнем случае, если ничего не помогает, должник может объявить дефолт, что приведет к убыткам кредитора. Поскольку основными кредиторами выступают банки, то масштабная волна дефолтов нанесет ущерб всей финансовой системе.
Если заемные средства эффективно вкладываются в высококачественные активы и увеличивают доход, то долговая нагрузка не является большой проблемой. Однако если инвестиции неудачны или заемщик просто промотал заемные деньги, то для погашения долга требуется сокращение трат: домохозяйства снижают потребление, предприятия сокращают зарплаты и персонал, а госорганы урезают бюджетные расходы. Однако расходы одного являются доходом другого: если кто-то сокращает свои расходы, то другой получает меньше дохода и также вынужден сократить свои траты. В результате свои расходы снижают вообще все, что ведет к уменьшению размера экономики и падению уровня доходов. При этом если доходы будут падать быстрее долга, то относительная долговая нагрузка еще и увеличится. Это весьма болезненный процесс: когда всем покупателям приходится затянуть пояса, продавцы вынуждены снижать цены — и начинается дефляция. По мере дефляции стоимость денег подрастает, а это значит, что реальная долговая нагрузка становится еще тяжелее. Более того, массовая продажа активов для погашения долгов снизит уровень цен, что уменьшит оценочную стоимость обеспечения в залоге у банков, что повышает риски и может вызвать цепную реакцию.
Рассмотрим в качестве примера региональный бюджет. Когда местные власти тратят заемные средства на строительство городской инфраструктуры, это не только способствует привлечению инвестиций и увеличению налоговых поступлений, но и росту цен на землю и, соответственно, доходов от продажи прав на ее использование. Одним махом достигаются сразу две цели: доходы стабильно растут, и долги не проблема. Но как только в экономике начинается спад, налоговые поступления снижаются, а цены на землю падают. Однако многие статьи бюджетных расходов сократить не так-то просто, поэтому для погашения долгов властям приходится распродавать другие активы, включая доли в госпредприятиях. В последние несколько лет центр перекрыл многие каналы привлечения инвестиций, на что регионы ответили ускорением приватизации госпредприятий. К примеру, в 2019 году власти городского округа Чжухай (провинция Гуандун) продали часть акций крупного производителя кондиционеров Gree (格力电器), а власти Уху (провинция Аньхой) — автопроизводителя Chery (奇瑞汽车).
Как известно, выплата долга осложняет жизнь должника, а невыплата — кредитора. Выше мы уже писали, что процесс снижения задолженности может быть весьма болезненным и способен привести к экономической рецессии. В противоположность этому выпуск дополнительных денег для погашения долгов выглядит менее болезненным, поскольку ни один из секторов явно не проигрывает и не выступает жестко против.
По большому счету существует три способа вбросить дополнительные деньги в экономику. Первый из них — увеличение денежной массы за счет снижения процентных ставок. Это основной метод крупных центральных банков до глобального финансового кризиса. Низкие процентные ставки снижают долговые выплаты, а также стимулируют инвестиции и потребление. Если в результате экономика выходит на траекторию роста и реальные доходы повышаются, это позволяет приступить к снижению долговой нагрузки. Но даже если реальные доходы и не растут, то дополнительные деньги в экономике, как минимум, будут способствовать умеренной инфляции, которая постепенно обесценит накопленные ранее долги.
Второй способ — это количественное смягчение (знаменитый QE): центральные банки вливают дополнительные деньги в экономику путем покупки различных активов. После кризиса 2008 года такой подход стал общепринятой практикой в развитых странах. Как мы уже писали, в кризисной ситуации многие заемщики для погашения долгов продают активы, что вызывает резкое падение цен и усугубляет ситуацию. Поэтому, когда центральные банки начинают скупать активы, это и поддерживает уровень цен, и обеспечивает экономику необходимой ликвидностью. С точки зрения межсекторальных балансов эти новые деньги являются обязательствами центрального банка, и в ходе количественного смягчения просто происходит перенос обязательств других секторов на его баланс. Однако если купленные активы номинированы в национальной валюте, то в теории центральный банк может напечатать неограниченное количество денег и приобрести столько активов, сколько нужно. Причем эта операция может и не привести к росту инфляции, поскольку поступившие в экономику деньги используются для погашения долгов, а не на новое потребление, поэтому не создают дополнительного спроса и не провоцируют рост цен. Известно, что США, ЕС и Япония, проводившие масштабное количественное смягчение для борьбы с глобальным финансовым кризисом 2008 года, в итоге не столкнулись со значительной инфляцией.
Основная проблема количественного смягчения состоит в том, что вкинутые в экономику новые деньги с трудом доходят до менее имущих слоев. Этот способ не позволяет полноценно оживить потребительский рынок, зато способствует росту разрыва между богатыми и бедными. Дело в том, что государственный выкуп активов приводит к росту цен на них и приносит выгоду их владельцам, которые, как правило, и так богаче среднего уровня. После 2008 года власти США проводили количественное смягчение и политику «нулевой ставки» в течение нескольких лет, в результате чего фондовые рынки взлетели, а цены на жилье восстановились до докризисного уровня. Однако для небогатых слоев пользы от этого не было никакой, ведь свою ипотечную недвижимость они уже потеряли во время кризиса, а ценных бумаг у них на руках особо никогда и не было. Они могли лишь смотреть на то, как богатые богатеют, и копить недовольство (смотрите главу 5). Это недовольство в том числе принимало политические формы. После начала пандемии в 2020 году ФРС снова наводнило экономику деньгами, и баланс центрального банка за три месяца вырос более чем на 60 процентов. Некоторые горько шутили о К-образном характере восстановления экономики: положение богатых улучшалось, а бедных — ухудшалось.
Третий способ, с помощью которого центральные банки могут увеличить предложение денег в экономике, — это монетизация бюджетного дефицита (赤字货币化). В этом случае министерство финансов выпускает долговые обязательства (облигации государственного займа), а единственным их покупателем выступает центральный банк за счет свеженапечатанных денег. Таким образом правительство получает возможности для наращивания бюджетных расходов, причем без задействования финансовой системы и необходимости выплаты процентов.
В течение десяти лет после глобального финансового кризиса первые два способа были использованы в полном объеме, однако восстановление экономики все равно было нестабильным, а пандемия усугубила проблемы. Поэтому в научном и экспертном сообществе развернулись острые дебаты о необходимости более широко прибегать к монетизации бюджетного дефицита. В центре общественного внимания оказался поддерживающий этот подход новый раздел экономики, который получил название «современная монетарная теория» (modern monetary theory, MMT).
Суть монетизации дефицита состоит в двух заменах: долга под процентную ставку — на беспроцентный, а механизма распределения ресурсов — с финансового на бюджетный. Теоретически к монетизации дефицита можно прибегать, если частный сектор испытывает трудности, а государство обладает достаточными бюджетными и управленческими возможностями. Однако тут же возникает и возражение: если такое сильное и умелое государство оказалось в ситуации, когда оно вынуждено прибегать к монетизации дефицита, то, значит, дело исключительно в сложной и непредсказуемой внешней среде. В этом случае последствия монетизации дефицита не получится определить теоретически. Нужно обратиться к историческому опыту, который говорит нам, что страны, прибегавшие к этой мере, не добились больших успехов. Как правило, это приводило к гиперинфляции, подрыву доверия к национальной валюте и государству и погружало экономику в хаос.
Последствия таких мер описаны во всех учебниках по экономике и, конечно, известны и сторонникам современной денежной теории. Однако они утверждают, что причиной гиперинфляции было не само увеличение денежной массы, а внешние обстоятельства (потрясения и войны), которые привели к разрушению производственного потенциала и ослаблению государства. В ситуации нормально функционирующей промышленности и правительства монетизация дефицита будет способствовать оживлению экономики. Однако это возвращает нас к фундаментальному вопросу: если условия нормальные и правительства дееспособны, то почему в стране возникла необходимость монетизации бюджетного дефицита? Способна ли она действительно устранить истинную первопричину проблем? Как следует тратить новые деньги? Кто должен выиграть, а кто — проиграть?
Давайте обратимся к истории. К монетизации бюджетного дефицита активно прибегало гоминьдановское правительство Китайской Республики, находившееся у власти в 1930–1940-х годах. После окончания войны с японцами в 1945 году Чан Кайши потребовались огромные средства для финансирования гражданской войны против коммунистов: по статистике, бюджетный дефицит за первое полугодие 1948 года превысил аналогичный показатель 1945 года в 780 раз. В это время центральный банк массово печатал деньги, которые тогда назывались «фаби» (法币 — сокращение от 法定货币, то есть законная банкнота), при этом практически все они поступали непосредственно в распоряжение правительства. За первое полугодие 1948 года центробанком было выпущено в 194 раза больше фаби, чем за весь 1945 год. Цены начали неконтролируемо расти, их уровень в августе 1948 года превысил начало 1946 года в 5,6 миллиона (!) раз. Люди стали отказываться от использования фаби и перешли к бартеру или золоту. В августе 1948 года правительство Гоминьдана провело денежную реформу и ввело в оборот новую валюту — золотые юаневые купоны «цзиньюаньцюань» (金圆券) и провели обмен, но доверие к правительству было уже подорвано: всего за восемь месяцев цены в новой валюте выросли в 112 раз. Знаменитый китайский лингвист Цзи Сяньлинь в своих воспоминаниях писал, что профессора Университета Цинхуа в то время после получения зарплаты сразу же бежали на рынок покупать рис, причем с юмором отмечал, что «медлительные вынуждены были платить больше».
Денежно-кредитная политика в современном Китае осторожна. Правительство и центральный банк неоднократно четко заявляли, что они не будут наводнять рынки ликвидностью, снижать процентные ставки до нуля или проводить политику количественного смягчения. На это существует две основные причины. Во-первых, правительство опасается, что низкие процентные ставки будут стимулировать дальнейшие спекуляции на рынке недвижимости и рост стоимости квартир. Однако «жилье для жизни, а не для спекуляций» — это принципиальная политическая позиция, которую нельзя нарушать. Во-вторых, с помощью мягкой денежно-кредитной политики не устранить истинную первопричину растущей долговой нагрузки, а именно замедление экономического роста. Это структурная проблема — иными словами, проблема модели, основанной на стимулировании экономического роста региональными властями.
Подробнее читайте:
Лань, С. Видимая рука : государство и экономическое развитие в Китае [Текст] / Лань Сяохуань ; перевод с английского и китайского под научной редакцией Ильи Чубарова. — Москва : Издательство Института Гайдара, 2025. — 488 с.
